Сайт Владимира Овчинникова

В Верховный Совет РСФСР от Полежаевой Евгении Васильевны по существу дела моего мужа Полежаева Петра Ивановича
ХОДАТАЙСТВО О ПЕРЕСМОТРЕ ДЕЛА
Я знаю П.И.Полежаева с детства. Он увлекался техникой и мечтал работать по механизации сельского хозяйства.
В 1926 г., будучи студентом, он с группой бывших скаутов попал в ссылку на Соловки на 3 года. Попал он с ними случайно, сам скаутом никогда не был, но был арестован вместе с жившим с ним братом Борисом Пафнутьевичем Полежаевым, который имел связь с бывшими скаутами. После 2,5 лет работы на пароходе П.И.Полежаев был досрочно освобождён, но выслан на 3 года в село Абаканское Минусинского края. Добросовестно проработав там 3 года по механизации сельского хозяйства, он, всё же, получил ещё 3 года высылки в г. Муром Горьковской обл., где я вышла за него замуж. За 8,5 лет своей ссылки он побывал в 17 тюрьмах, но тяжёлая незаслуженная кара не сломила его чистого отношения к Советской власти, стремления к честному радостному труду, к созиданию новой жизни. В 1934 г. он был освобождён и поступил конструктором на Шуйский машиностроительный завод в г. Шуе Ивановской обл., где и проработал до дня ареста. Вскоре после поступления моего мужа на завод его предупредили, что ему лучше уехать, т.к. он занесён в списки «засоряющих» и за ним установлен надзор. Но муж сознавал, что поскольку на нём лежит клеймо бывшего ссыльного, то, где бы он ни работал, к нему всё равно не будет доверия, и с работы не ушёл. Совесть его была всегда чиста, работал он крайне честно и с любовью, всё новое, советское принимал, как своё родное, особенно всегда восхищался Госпланом и в быту своём стремился организовать всё по-новому. На заводе он много работал по рационализации производства. Будучи избран в Конструкторском отделе профоргом, он широко развернул и поставил на высоту общественную работу отдела. Когда мой муж был арестован, эта его активная общественная деятельность обратилась против него – настолько сильно было недоверие к человеку после ссылки. Так, у сотрудников отдела, вызываемых по делу мужа, следователь Ширяев спрашивал, почему так активно работает профорг, не организована ли там какая-то группа.
Я работала вместе с мужем в Конструкторском отделе завода чертёжницей, поэтому мне многое рассказывали сотрудники во время следствия. Они относились к Петру Ивановичу с большим уважением, и его арест вызвал среди них недоумение и глубокое сочувствие. И до сих пор о нём вспоминают с большой теплотой. Я насчитала 23 человека, вызванных к следователю. Из них он смог выбрать 6 человек, давших на мужа показания. На суде же были приняты во внимание показания только двух свидетелей – Корнилова и Лазарева, из которых Лазарев был в это время сам под следствием. Показания этих двух свидетелей не были никем подтверждены, но, всё-таки, суд по этим показаниям вынес моему мужу приговор, что является противозаконным.
Суд был закрытый, но я была у дверей суда и слышала весь процесс суда над мужем. Свидетель Корнилов, очевидно, собирал на него материал годами: 1937 г., 1938 г. 1939 г.,1940 г.
Полежаев похвалил пружину от заграничного станка. Отсюда вытекло обвинение: «он вёл антисоветскую агитацию – восхищался иностранной промышленностью и хаял отечественную продукцию».
После гибели Чкалова муж сказал в разговоре с кем-то: «Да, всех их ожидает такая участь», имея в виду лётчиков-испытателей. Отсюда обвинение (слова прокурора в суде): «Он радовался, когда разбился Герой Советского Союза Чкалов, говорил, что всех их такая участь ожидает!».
Когда-то в студенческие годы мой муж слышал выступление Бухарина в Политехническом музее. С кем-то в разговоре на заводе он сказал: «Бухарин – умная голова». Отсюда обвинение (слова прокурора в суде): «Полежаев восхвалял участников бухаринско-троцкистского блока, он выразил сожаление врагам народа, оправдывал их враждебную деятельность».
Особенное ударение прокурор суда делал на происхождение моего мужа. Вот его слова на суде: «Разве Полежаев может быть советским человеком? У него отец был фабрикант, а брат – белый офицер!». Что касается отца моего мужа, Ивана Петровича Полежаева, то после революции 1917 г. он был оставлен на той же фабрике в должности технорука, где и работал до своей смерти в 1924 г. А что брат его был белый офицер, то это недостойная клевета прокурора. Старший брат мужа, Яков Иванович Полежаев, был призван в армию в августе 1914 г. ратником ополчения и в чине прапорщика был убит во время войны в 1915 г. под Ригой. Прапорщик царской армии, убитый в войну, и белый офицер – это два разных понятия, и чудовищно было слышать такую клевету от прокурора областного суда.
Свидетели по делу моего мужа очень сочувственно относились к нему, считали его просто оклеветанным. На другой день после суда свидетель Рябинин А.Н. сказал мне: «Совсем ни за что дали 10 лет!». Я спросила «Что же вы, свидетели, показывали, если ни за что?». На что он ответил значительно: «Там покажешь!». Свидетель Могилевский перед судом сказал нам, родственникам: «Что ж делать? Свидетели – люди подневольные». Свидетель по делу Солдухина, конструктор Дружков, вскоре после суда сказал мне: «Вы знаете, как из мухи делают слона? Каждого из нас можно так осудить, как Петра Ивановича!».
Очевидно, следователь Ширяев долго не мог набрать достаточно материала для обвинения моего мужа, т.к. я 22 раза обращалась к нему с просьбой о разрешении передачи в тюрьму, но он отказывал, говоря: «На 20 лет вы ему передач не наноситесь». И разрешил только через 2 месяца после ареста.
В период следствия особая комиссия на заводе проверяла все работы моего мужа за 5 лет. Работавший в этой комиссии конструктор А.Я.Иванов, парторг Конструкторского отдела, в то время сказал мне: «Если бы у Петра Ивановича нашли хоть одну ошибку по работе, ему бы приписали вредительство и расстреляли».
Будучи на свидании в Ивановской тюрьме после суда, я спросила у мужа, какое у него отношение к свидетелям. Он сказал: «На меня наплели Корнилов и Лазарев, а остальные свидетели давали показания под нажимом, да их показания суд и не принял во внимание». Ещё я спросила: «Тебя на следствии мучили?» Он ответил: «Да. – и сказал мне ещё, - Моя совесть перед государством и народом чиста. Я не понимаю смысла, но из следствия вижу, что меня надо убрать».
Приглашённый нами защитник Тарховский сказал мне, что главное, что сыграло роль в аресте моего мужа – это его происхождение и прежняя ссылка. Разбор кассационной жалобы в Верховном суде РСФСР произошёл в течение 20 минут (там присутствовал брат моего мужа К.И.Полежаев) – прочитали и тут же вынесли готовое определение – оставить приговор в силе.
Вот так совершился суд над честным советским человеком.
Прошло 15 лет. Он умер где-то на этапе, как сообщили мне в 1943 г. в Шимском отделении милиции, но обида за него не умирает в душах у нас, родных, знавших его как человека большой чистой души.
Наш сын Роман служит сейчас в Советской армии. Он очень тяжело переживает обиду за отца и клеймо на себе – происхождение от отца-ссыльного. Все мы, родные, просим Вас проверить дело моего мужа и реабилитировать его посмертно.
Всю жизнь мой муж писал стихи. Прилагаю несколько из них для характеристики его мировоззрения, а также копии документов, подтверждающих его производственную и общественную деятельность. Бывшие свидетели по делу моего мужа живут в г. Шуя и работают на том же заводе. Могилевский Владислав Петрович – гл. конструктор завода; Рябинин Алексей Петрович – конструктор; Козин Валентин Иванович – конструктор. Они могут подтвердить всю несостоятельность суда, совершённого над П.И.Полежаевым. Свидетель Корнилов также живёт в г.Шуя и работает на том же заводе. Свидетель Лазарев живёт в г.Шуя, не работает.